Хочешь оскорбить украинца – расскажи ему про «братские народы». Хотя с точки зрения мейнстрима куда популярнее в России рассуждения про «один народ». И нет разницы, кто об этом говорит – президент, певец или боксер: все они в этот момент иллюстрируют тот факт, что многие так и остались заложниками советского прошлого. Того самого, в котором было принято недооценивать имманентное.
Хотя это самое «имманентное» проявляет себя не только в расписных рубашках, фрикативном «Г» и протяжных застольных песнях. Оно живет и здравствует в повседневных практиках. Например, в отношении к государству и его роли, к «сильной руке» и единоначалию, к собственному прошлому как компасу для будущего. И чем старательнее ты отмахиваешься от реальности, тем ближе тот момент, когда реальность начнет отмахиваться от тебя.
Водораздел первый. Отношение к государству
Среди тех, кто при помощи тридцати трех букв алфавита ведет с украинцами позиционные битвы о смыслах, популярен тезис: «Майдан стрелял в Януковича, а угодил в государство». И эта фраза сама по себе очерчивает разницу восприятий. Потому что в российской традиции государство нередко само по себе воспринимается как цель и ценность, когда звенящая от напряжения вертикаль выступает в качестве плацебо для самооценки обывателя.
А в украинской традиции такого опыта «сакрализации» государства не существует. Тут скорее главенствует инструментальный подход: если госмашина не является средством развития собственного населения и обустройства территории, если она служит только для «коллективного Януковича», то это значит, что государство нужно пересобрать. Собственно, именно этим сейчас Украина и занимается. А благодаря истории с Крымом и Донбассом весь этот процесс вдобавок приобрел характеристики национально-освободительной борьбы.
Во многом разница в подходах двух народов вытекает из их опыта последних столетий. Русские всегда были по большей части «государевыми людьми» – империя появилась раньше, чем успело сформироваться национальное государство и политическая нация. Может, оттого так сильно здесь резонируют слова про «интересы страны», «государственное величие» и диктат коллективного над персональным. А украинцы, наоборот, национального государства никогда не имели, потому что были частью чужих госпроектов. У них нет императива государства, зато всегда была протонация, которая позволяла выживать в ситуациях, когда государство враждебно. Собственно, именно этим объясняются как волонтерское движение, так и добровольческие батальоны: паралич госсистемы не сопровождается аналогичными процессами в обществе.
Водораздел второй. Отношение к суверенитету
Сложилось так, что Украина и Россия живут сегодня в двух противоположных трендах. Одна страна пытается быть сувереном. Другая, напротив, хочет от своего суверенитета частично избавиться.
Украинская логика проста. Она заключается в том, что современный мир – это не мир независимостей, а мир наиболее эффективных систем взаимозависимостей. Потому что любое надгосударственное объединение – будь-то Европейский союз или Таможенный – это всегда история про отказ от части суверенитета. Когда часть суверенитета передается в наднациональные органы. Взамен страна получает бонусы и выгоды от взаимной интеграции с соседями. Ту самую синергию, которая является залогом развития. Собственно, все, что мы наблюдали последние два десятилетия, – это неспособность Украины сделать выбор: в орбиту какой именно торгово-политической системы интегрироваться.
А Россия живет в другой логике. В той самой, в которой она воспринимает себя как суверена – игрока, способного принимать решения без оглядки на кого бы то ни было, включая последствия. В той, в которой она сама является магнитом и центром притяжения. Когда Москва смотрит в зеркало, то видит там альтернативу западному миру. И нет смысла объяснять, насколько эти представления иллюзорны – речь идет именно о коллективном самовосприятии.
Неслучайно, в российском коллективном бессознательном отношение к историческим персонажам тоже проявляется через то, насколько эти самые персонажи способны были становиться суверенами. Та же Маргарет Тэтчер – одновременно «англичанка», которая «гадит», и «единственный политик с яйцами». Тэтчер одновременно и враг и женщина, которая в 1982 году вопреки воле США послала эскадру и отбила у Аргентины Фолклендские острова. В России Тэтчер принято не любить за то, что она – враг СССР. И одновременно втайне восхищаться за умение принимать жесткие решения, как это было в момент закрытия британских шахт, когда Тэтчер не пошла на поводу у профсоюзов, ломала шахтеров через либертарианское колено и в итоге спасла экономику. И вот за это ее в России принято любить. Тайною любовью. По формуле «ах, какая женщина, мне б такую».
И в этих двух разных системах отношения к жизни – вся фундаментальная разница самоощущений двух стран. Потому что Украина сегодня действует по формуле времен прихода варягов. Мол, «земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет, придите и владейте же нами». По этой самой причине Украина сегодня пытается «играть по правилам», «выполнять договоренности», «существовать в рамках». Ее альфа и омега настоящего и будущего – это «вход в систему».
А российская матрица – это создание своей системы и ломка чужих правил. А своя система отличается от чужой именно тем, что ты можешь не оглядываться на призывы и увещевания. Оттого – бульдозеры, давящие пармезан. Оттого – «ночь длинных ковшей». Оттого – все безумие законотворчества. Россия занимается именно тем, что демонстрирует – я тут власть, и никто мне не указ.
Водораздел третий. Отношение к прошлому
Если податься в социальный вуайеризм и начать сравнивать тексты публицистов по обе стороны границы, то обнаружится любопытная особенность. Львиная доля российских рефлексий патриотического лагеря сосредоточена вокруг мысли о том, какая замечательная будет Россия, если вернется к себе прежней. К субъектной, имперской, настоящей. По большому счету, отличается лишь желаемый временной промежуток – советские этатисты скорбят по «сталину-брежневу-андропову», в то время как националисты украшают венками императорские вензеля. Но в любом случае интонация одна и та же: тоска по времени, когда Кремль имел возможность спокойно удить рыбу, пренебрегая столпившимися в сенях европейскими курьерами.
А по другую сторону границы таких исторических реминисценций не видать. Возможно, лишь потому, что у современной Украины нет подходящего исторического нарратива. Всякие прошлые периоды государственной субъектности были слишком уж в других условиях и границах, чтобы к ним возвращаться и к ним же апеллировать. Поэтому Украине не остается ничего иного, кроме как писать о будущем.
И споры эти довольно скучны. А какой из двух налоговых кодексов нужен стране? А по какой формуле судебную реформу проводить? Социальный патернализм или свобода предпринимательства? Государство как ночной сторож или всеобщий опекун? Протекционизм или либертарианство? Нет в этом всем триумфа воли и танковых клиньев. К счастью – нет.
Впрочем, если вдуматься, то третий водораздел не вечен. Да, нынешней Украине придется строить свое будущее с нуля. С фундамента. С забивания свай под этот самый фундамент. Но особенность в том, что России придется делать то же самое.
Просто она пока еще этого не знает.
Комментариев нет:
Отправить комментарий